ДВЕ ПОЛУЗАБЫТЫЕ БОМБЫ

НА ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВСЕ ЕЩЕ НЕ ПОСТАВЛЕНА ТОЧКА И ВОЙНА ЖИВЕТ В КАЖДОМ ЯПОНЦЕ ДО СИХ ПОР.

Текст и фото: Юра Окамото

Перед нами - кордон полиции, сплошная стена шлемов и щитов, за ними – еще одна стена, высокая, железобетонная, окружающая огромное серое здание на склоне горы. Наверху – пара вертолетов, вроде бы тоже полицейских. Внизу – скалы и море. А на площадке перед кордоном под накрапывающим дождем стоит горстка людей, в большинстве уже под пятьдесят, крича: «Нет ядерной энергии! Убирайтесь из нашего города!» Я, проведя всего полгода в Японии и не очень понимая ситуацию, на скверном японском вторю народу и думаю: какого черта меня сюда занесло? И чем так уж не угодила нам эта ядерная энергия? Уже много лет спустя я начал понимать, что у японцев с ядерной энергией связь особая.



Бомбардировки Хиросимы и Нагасаки - вполне конкретный поступок вполне конкретных лиц, обусловленный ходом войны, политическими, экономическими и идеологическими соображениями того времени. За той трагедией, которая унесла 200 тысяч жизней сразу и еще больше вследствие лучевой болезни, за обугленными телами и висящей лохмотьями кожей стоят весьма определенные люди - стоит японская военная верхушка, до последнего не желавшая признать поражение, несмотря на чудовищные потери на Окинаве, стоит Гарри Трумэн, отдавший приказ сбросить бомбы, Сталин, поздравивший Трумэна с успешным созданием "оружия невиданной силы", и, наконец, сами летчики, одним движением руки прервавшие столько жизней.


Но для японцев атомные бомбардировки, прежде всего - некое почти стихийное бедствие, обезличенное настолько, что виновных - будь то определенных лиц или социальные и исторические факторы - искать просто не приходится. Музеи в обоих городах ставят целью не выявить причины, а именно показать всю "бесчеловечность" происшедшего - как в смысле жестокости, так и в смысле отсутствия человеческой вины.


В то время, как Запад всегда видел в бомбардировках чудовищную жестокость, то порицая ее, то пытаясь найди ей оправдания, для японцев они вскоре после войны стали чем-то вроде землетрясения или цунами. В школах герои рассказов об атомных бомбардировках - или страдающие животные зоопарка Хиросимы, или дети, потерявшие родителей и безуспешно пытающиеся их отыскать. А взрослых - как японцев, так и американцев, которые и являются носителями идеологий той эпохи, которые как раз и ответственны за эту трагедию - там словно бы и не было.


В отличие от Германии, где проблема осознания войны была решена всенародным раскаянием, которое стало краеугольным камнем и политики, и самосознания, в Японии война все еще продолжается.


Япония так и не принесла формальных извинений Азии за эшелоны так называемых "ианфу" - девушек, которых японская армия заставляла следовать за полками для утоления мужских потребностей солдат - а японские премьер-министры так и ходят молиться в храм Ясукуни, где к богам приравнены души ответственных за бессмысленную и проигранную войну офицеров.


На Второй мировой все еще не поставлена точка и, словно незаконченное предложение, война живет в каждом японце до сих пор.


Прошедшие войну старики качают головой и жалеют о глупости японской верхушки, развязавшей войну с таким сильным противником, - не отождествляя себя с идеями того время, но и не отвергая их. Молодые говорят, что они в войне не участвовали, и поэтому отвечать за деяния отцов не должны. Преемственности поколений уже 65 лет как нет, поскольку общество идеологически, да и экономически нарезано на поколения как на классы, и диалога между ними практически нет. В результате Япония сегодняшнего дня неуверенно цепляется за японское понятие мира, которое основано не на понимании агрессии, а только на страхе - страхе повторения войны, повторения ужасов атомных бомбардировок…


В японском обществе, где еще в XIX веке убийство было вполне приемлемым способом решения ссоры, сейчас практически нет драк даже среди детей, а самое страшное выражение гнева - слегка приподнятые брови и вопрос: "Что же это вы, по-вашему, делаете?" Образование делает упор, прежде всего, на мире, и в почти всех песнях для хорового исполнения в школах и детских садах ключевое слово - "дружба", причем не конкретная дружба западного типа, где дружим "я" и "ты", а обобщенная дружба всего класса, школы, города или человечества в целом. Из книг для детей изъяты все жестокости, и волк, поняв свою ошибку, становится лучшим другом Красной Шапочки, ее товарищем по играм в песочнице.


В результате именно потому, что все общество ориентировано на миротворчество, не основанное на понимании войны или регулирования агрессивности в целом, совершенно отсутствуют механизмы разрешения споров, и ненависть, стоит ей накопиться, выплескивается в формах поистине ужасающих - как показывает инцидент с зарином 1995-го и число убийств, совершаемых по чисто тривиальным причинам.


Во время послевоенной оккупации, с ее Токийским судом и принятием новой конституции, Япония объявила, что не станет создавать собственную армию и покажет всему миру пример истинно миротворческого государства. Но уже в 1950-м началась война в Корее, затем, в 1954-м, во Вьетнаме, и между Японией и Америкой был заключен договор, фактически превративший "миротворческую" Японию в базу размещения американских войск.


Студенческое движение, которое попыталось отстоять насажденные американцами принципы миролюбия от самих же американцев, было подавлено, от армейских заказов экономика стала быстро набирать обороты, и с новым благоденствием проблемы Второй Мировой оказались неудобны для всех. Противоречия между миротворчеством и атомными подводными лодками на Окинаве, между нежеланием использовать атомную энергию и необходимостью атомных электростанций для нового экономического роста, между ущемленной гордостью и необходимостью американской военной защиты от Северной Кореи были старательно забыты.


Похоже, Хиросима и Нагасаки с их обезличенным ярлыком стихийного бедствия стали еще одним вопросом, который японцы стараются отложить, так и не разобравшись в нем до конца.

источник